ОФИЦИАЛЬНЫЙ САЙТ ПРАВИТЕЛЬСТВА РУССКОЙ РЕСПУБЛИКИ

С точки зрения единства Российского государства русский этнонационализм не менее, а может быть, даже более опасен, чем сепаратистские движения в национальных республиках. Идея «Русской республики» может стать миной, способной уничтожить на только Российскую Федерацию, но и российскую государственность как таковую.  

Об угрозе русского фашизма и экстремизма у нас вспоминают обычно тогда, когда происходит очередная выходка скинхедов, деятелей РНЕ или других маргинальных антисемитских групп. Правозащитники и эксперты объявляют тревогу в связи с ростом ксенофобии и отсутствия этнической толерантности в стране. И раз от раза их голос звучит все менее заметнее для общества и власти. Вопрос же о сути русского этнонационалистического вызова, о том, в чем, собственно, заключается его глобальная опасность, помимо учащающихся случаев политического терроризма, не поднимается вовсе. В качестве аксиомы принимается следующее:  
  

Русский этнонационализм (великодержавный шовинизм) означает стремление к сильному имперскому государству, подавляющему все проявления свободы. То есть русский этнонационализм - угроза не государству и его институтам, а обществу, а потому априорно считается естественным союзником государства - даже в условиях формально демократического режима современной Российской Федерации.  
  

Между тем, если посмотреть на конкретные факты, все окажется несколько иначе. 24 июня 2004 года одна из радикально-шовинистических групп Петербурга взяла на себя ответственность за убийство известного эксперта по проблемам национал-экстремизма Николая Гиренко. Владимир Попов - лидер организации «Русская республика», а точнее сказать самопровозглашенный «Верховный правитель» несуществующего государства заявил, что 12 июня так называемый «трибунал Русской республики» вынес Николаю Гиренко смертный приговор. Конечно, только суд и следствие могут доказать причастность (или непричастность) Попова и «Русской Республики» к убийству питерского этнополитолога. Удивляет другое. Прокуратура северной столицы сообщила, что ведет проверку по поводу сделанного заявления. Между тем, деятельность Владимира Попова уже давно должна была заинтересовать не только прокуратуру, но и другие компетентные органы. Если, конечно, они действительно компетентны.  
  

Согласно Указу № 10 «Верховного правителя Русской Республики» полномочия ныне действующего президента Российской Федерации Владимира Путина считаются недействительными, а органы внутренних дел, прокуратуры и ФСБ РФ переподчинены этой самой республике. В качестве основания называется «фальсификация президентских выборов РФ 14 марта 2004 года». Приведенный указ - не плод сам- или тамиздата и не подпольная листовка. На официальном сайте «Русской республики» зафиксировано, что теперь «подразделения МВД РФ подчиняются председателю Национального комитета внутренних дел Павлову Георгию Николаевичу», а подразделения ФСБ и ФАПСИ РФ соответственно «министру Национальной безопасности Втулкину Александру Александровичу». К слову сказать, на сайте указаны и телефоны новых министров «Русской Республики». А вот подразделения ФСО и федеральной прокуратуры «Верховный правитель» Русской Республики Владимир Попов лично берет под свое начало. Соответствующий «указ» этот подписан аккурат в 21 час 30 минут 25 июня 2004 года (почти синхронно с заявлением об ответственности за убийство Гиренко). Помимо «указа № 10» есть и другие, например «О национализации ВГТРК», «Об учреждении трибунала по фактам геноцида русского народа», согласно которому «заседания» созываются «председателем» и его «товарищем» втайне от прессы и иных заинтересованных лиц и проводятся «на состязательной основе». Один час для чтения обвинения и при присутствии обвиняемого его допроса имеет «обвинитель», один час для аргументации получает «защитник», и один час имеет «председатель» для «определения степени виновности обвиняемого и чтения приговора». Такое вот ускоренное судопроизводство. «Указ №9» был подписан 10 июня 2004 года - за 9 дней до гибели Гиренко.  
  

Самый первый указ, конституирующий «Русскую Республику» (с указанием даже счета в Сбербанке РФ для перечисления налоговых сборов и акцизов с территорий, включенных в ее состав и пожертвований для защиты «русского дела») появился еще в прошлом декабре. 1 декабря 2003 года в Москве состоялось «Учредительное собрание Русской республики» в составе 25 человек из 12 городов, которое провозгласило создание нового государственного образования из всех «русских субъектов» РФ (края, области за исключением «нацреспублик»). Это образование по мысли его отцов-основателей должно войти в состав РФ, но до выборов высших органов власти республики (Верховный правитель, Госсовет и др.) необходимо пережить «переходный период», суть которого в приостановлении деятельности федеральных органов власти на территории Руси.  
  

Все эти заявления открыто распространяются и публикуются. Выходят указы «Верховного правителя» (Попова), на сайте «Русской Республики» размещается текст ее «Конституции». Что это как не призыв к изменению конституционного строя, сепаратизм и разжигание межэтнической розни? И какова же реакция федеральных правоохранительных органов? Нулевая. Точно такая же реакция обычно проявляется по отношению к другим, более или менее экзотичным поборникам русской исключительности. Отсюда и версия антифашистских и правозащитных организаций о безразличии и бездействии власти и едва ли не союзе с русскими этнонационалистами. Неужели необходимо было дожидаться громкого убийства, чтобы заинтересоваться деятельностью виртуального государства? С декабря 2003 года, выхода «первого указа» его «Верховного правителя» прошло почти полгода.  
  

Игра на «опережение» не является сильной стороной российской государственной политики. И дело здесь не в «союзнических отношениях» российской власти с русскими этнонационалистами, а в непонимании и недооценке опасности организаций типа «Русской республик», РНЕ и проч. Среди федеральных чиновников и депутатов «русский вызов» считается менее опасным и антигосударственническим, чем этнократический вызов, исходящий из республик Кавказа и Поволжья. Русский этнонационализм даже оправдывается на том основании, что это ответ на этнократический вызов национальных окраин. Борьба идет не с принципами (плоха этнократия любая, русская или татарская), а с точки зрения выбора «наименьшего зла». Однако «наименьшего» ли?  
  

По словам Эмиля Паина, сегодня мы наблюдаем маятниковые движения этнического самосознания в сторону русского этнонационализма от этнонационализма этнических меньшинств. Паин справедливо полагает, что «это в основном тревожное самосознание, не носящее позитивно-конструктивной основы». А значит это тоже вызов для всего Российского государства, а не только для демонизируемых «торговцев на рынках».  
  

В постсоветский период Россия впервые в истории оказалась государством со значительно преобладающим по численности русским населением. Отсюда и стремление политиков и экспертов к рассмотрению «русской идеи» как новой идеологической путеводной звезды, и разработка федерального закона «О русском народе», декларирующего особый статус русских. При этом игнорируется, тот факт, что само понятие «русская идея» терминологически не определено и размыто. Каждый из защитников «русской идеи» понимает русских по-разному (в этническом, культурном или гражданском плане). Сегодня слово «русский» несет в себе этнический оттенок, а значит «русская идея» в сегодняшних условиях тоже представляет одну из разновидностей этнонационализма и не может быть интегрирующей для всех российских этносов. «Русская идея» также является этнической по своей природе. Следовательно, ее практическая реализация не будет способствовать задаче деэтнизации политики и деэтатизации этничности – отделению этничности от государственности. Законодательное закрепление «особого статуса» русского этноса вызовет ответные этнократические реакции в Татарстане, Башкирии и кавказских республиках. «Ответными шагами» станут законодательные акты об особом статусе «коренных» и «титульных этносов».  
  

«Русская идея» не может стать интегратором для других народов Российской Федерации. Нерусские этносы имеют различный исторический опыт вхождения в состав России (в том числе и резко негативный), а также в разной степени интегрированы в российский социум. Превращение представителей слабо интегрированных этносов в лояльных российских граждан через простую смену этнической принадлежности не может быть успешным. Принимая во внимание современные этнодемографические тенденции, необходимо быть готовыми к снижению доли русского населения. Очевидно, это не должно привести к тому, чтобы Россия перестала быть Россией. Изменение этнической структуры Российской Федерации не должно затронуть фундаментальных основ российской культуры (в самом широком смысле), а также статуса России как единого демократического государства, имеющего серьезные внешнеполитические амбиции. А потому для российской политики абсолютным приоритетом должна быть интеграция, а не ассимиляция, россиизация, а не русификация.  
  

Русский этнонационализм следует признать вызовом не менее опасным, чем чеченский сепаратизм или этнократические режимы на Кавказе и в Поволжье. Реагировать на проявления борьбы за чистоту «русской крови» нужно также адекватно, как на террористические атаки участников «всемирного джихада». Демократическим правозащитникам, в свою очередь, в борьбе против русской этнократии следовало бы освоить государственническую лексику. Мысль о русском этнонационализме как факторе дезинтеграции России, способствующем ее превращению в сообщество удельных княжеств будет куда более эффективна, чем тезис о политической брутальности наших профессиональных «русаков». Необходимо также осознать, что роль русского этноса не в создании отдельной этнической территории под себя, а в сохранении единства Российского государства, роли интегратора, «цемента» государственности.  
  

История не раз продемонстрировала, что именно этнополитическое самоопределение русских становилось причиной распада двух российских государственных образований. Русификация эпохи двух последних русских императоров сделала противниками империи даже украинцев, финнов, латышей (настроенных до того, скорее, антипольски, антишведски и антинемецки). Создание компартии РСФСР, суверенизация России, ее борьба с союзным центром стали последними и самыми тяжелыми гвоздями в гроб «империи зла». Отказ от этнического партикуляризма в пользу роли собирателя евразийских этносов - единственная возможность для русских сохранить свое государство и преумножить его мощь. Иной вариант - Русская Республика в границах Великого княжества Московского.  
  

Автор: Сергей Маркедонов - зав. отделом проблем межнациональных отношений Института политического и военного анализа, кандидат исторических наук.  
  

- В ходе споров о национальной русской государственности порой высказывается тезис о русской республике в составе Российской Федерации как пути решения русского вопроса. Что Вы скажете о такой перспективе? 

- Я думаю, что русская республика – это абсолютно тупиковая идея. Существует ли в России русский вопрос? Да. И субъективно, то есть, если множество русских людей считают, что он существует, то он – тем самым – уже существует. И объективно – тоже. С точки зрения действующей Конституции, Российскую Федерацию учредил многонациональный российский народ, то есть русский народ оказывается юридически безгосударственным. Кроме того, русский народ - разделенный и катастрофически уменьшающийся. Это объективно, без эмоций. Есть ли у русского вопроса простое («инженерное») решение? Я думаю, что нет. Это проблема, с которой нам придется жить. И нужно открыто, публично – на государственном уровне – признать ее существование. 

Пойдем ли мы по пути строительства «гражданской нации» (логически исключающей существование национально-территориальных образований) или по пути признания того, что в России живут народы России (русский, татарский, чеченский…) - оба пути в себе несут потенциал дезинтеграции. Потому что, если мы идем по пути гражданской нации, то к кому это обращено? Кого мы будем убеждать? Ингуша, мол, ты – не часть ингушского народа, а просто гражданин России, россиянин? Казанского татарина – мол, никакой республики Татарстан быть не должно, потому что у нас теперь гражданская нация и один многонациональный народ? Понятно, что здесь особого взаимопонимания быть не может. Со стороны кого была самая болезненная реакция, когда отменили пятый пункт в паспорте? 

- Со стороны руководства Татарстана, умолявшего оставить вкладыш для татар, живущих в Башкирии. 

- Да, это один пример, но есть и другие. Если представить себе авторитарное внедрение и оформление гражданской нации, то это наткнется на, мягко говоря, непонимание со стороны национальных меньшинств, и это будет иметь как раз дезинтеграционные последствия. С другой стороны, если мы признаем, что в России живут народы России, которые учреждают Федерацию, то опять-таки, здесь масса опасностей. Это проблема, у которой нет безусловно положительного, ясного решения. 

- Перейдем к вопросу о субъектах и способах воздействия на процессы этнической идентификации. 

- Я думаю, если речь идет о центральной власти, то сама идея гражданской нации привлекательна с точки зрения управляемости страны. А на уровне субъектов Федерации… Ну, есть разная дезинтеграция. Например, Грузия - есть Аджария и Абхазия. В Абхазии конфликт развивается по принципу: мы – абхазы, а вы – грузины, у нас свое государство, мы абсолютно независимы, мы сами по себе. Я думаю, что опасности такой дезинтеграции пока в России нет. (Даже если помнить о Чечне). А вот аджарский вариант, когда о своем независимом государстве никто не говорит, потому что оно и не выгодно и не нужно, а речь идет о каком-то феодальном анклаве внутри большого государства, то, конечно, соблазн этот всегда есть. 

Что касается необходимого государственного принуждения, безусловно, для того, чтобы Россия существовала как государство, потенциальная возможность силового принуждения к единству страны должна быть. Должно само собой подразумеваться, что государство (просто потому, что оно – государство) не позволит никакой территории, никакому этносу играть в сепаратизм. Причем этнический момент тут роли не играет. Если русский губернатор во Владивостоке задумает провозгласить независимую русскую Тихоокеанскую республику, это должно вызывать такую же абсолютно жесткую реакцию, как Чечня (тем более, что отколовшийся кусок тут же сожрут соседи). Это не национальный вопрос. Государство обязано держать территорию. Государство должно быть государством. 

- А что будет происходить с национализмом? Прежде всего, национализмом русским. 

Если экстраполировать в будущее те процессы, которые сейчас идут, то через некоторое время слово «националист» перестанет быть одиозным. Сейчас этот процесс уже идет. Если ничего не произойдет чрезвычайного, и глупостей никто не наделает, то возникнет нормальный «системный» национализм. 

Возможности роста национального русского экстремизма весьма ограничены. Количество, условно говоря, «скинхедов» может вырасти на сколько-то процентов, но ненамного. По самым разным причинам. Одни люди вписаны уже в реальность, и они могут быть не очень удовлетворены, но они чувствуют себя частью новой жизни и они хотели бы уже себя реализовать в этой новой жизни. Другие люди настолько угнетены бедностью и тяготами жизни, что у них просто нет ни психологических, ни физических ресурсов для чего-то выходящего за борьбу ежедневного существования. Поскольку все демографические прогнозы весьма печальны, процент молодых в обществе расти не будет, и поэтому ресурс молодежного радикализма демографически ограничен. 

У Константина Крылова, кажется, в сетевом дневнике промелькнула мысль о разных национализмах на примере китайского ресторана в Москве. Пересказываю по памяти. Реакция одного националиста: почему китайский ресторан вместо блинов и прочего? А реакция другого: как жаль, что большинство русских людей не могут себе позволить есть в китайском ресторане вкусную китайскую еду. Я думаю, что национализм «насчет блинов» ресурсов в России не имеет. А сдвиг национализма налево - в социальную сферу, вот здесь что-то такое закручивается.