О запугивании людей собравшихся на митинг протеста в Калининграде написано уже не мало, тем интереснее будет прочитать о той дикой истории, которая произошла со мной.
Я заступил на смену 18 марта 2010 года. Примерно в 17 часов раздался звонок мобильного телефона, и я услышал взволнованный мамин голос:
- Ты где?!
- На работе.
- Сейчас звонил какой-то офицер, представился как дежурный по части и сказал, что ты не пришёл на работу. Меня всю колотит, я думала, может тебя машина сбила. Он попросил твой телефон и будет тебе сейчас звонить.
И действительно, через несколько минут раздался звонок и я услышал голос начальника Милиции Общественной Безопасности ОВД г. Советска, Калининградской области, подполковника Костюкова Александра Юрьевича. Это он так «удачно» пошутил с моей мамой. Забегая вперёд надо сказать, что после его «шутки» мама, человек 77 лет и инвалид 3 группы ещё неделю пила лекарства.
- Здравствуйте Андрей Львович! На митинг 20 марта собираетесь в Калининград ехать?
- Нет, не поеду. Во-первых, митинг отменён. А во-вторых, мама болеет, сидит на лекарствах и просила никуда не ездить.
- Ну, тогда утром будете идти домой, зайдите ко мне на 3 минуты, побеседуем.
- Точно на 3 минуты? - спросил я, не понаслышке зная фокусы Александра Юрьевича, и понимая, к чему идёт дело.
- Я же сказал на 3, значит на 3.
Но не прошло и двух часов после нашего диалога как в дверь котельной вошли Костюков и ещё один неизвестный молодой человек, оставив на дверях троих солдат. Молодой человек, судя по тому, как он себя вёл, по занощивости, самоуверенности граничащей с наглостью, манерой повелевать и по тому, что он даже не соизволил представиться, - был сотрудником ФСБ.
То, что происходило в следующие полтора-два часа, было похоже на смесь трагедии с комедией. От меня стали требовать покинуть рабочее место, а по сути, бросить горящий котёл и ехать с ними. А Костюков в свойственной ему манере стращал камерой и двумя свидетелями. К слову сказать, у меня уже есть две диктофонные записи, сделанные мной на вставленного в воротник «клопа» когда Александр Юрьевич за последние два-три года сидя в своём кабинете молвил мне точно такие же речи. Я естественно как отвечающий за свою работу и расписавшийся за смену отказался всё бросать и куда-то ехать. Тут позвонил мой непосредственный начальник и рассказал, что обзвонено уже всё руководство, и я якобы арестован уже на 15 суток за хулиганство.
Спектакль продолжался. Молодой человек продолжал взад вперёд ходить по котельной и беспрестанно звонить постоянно чего-то требуя и кого-то стращая. А доблестный подполковник продолжал вести со мной «душеспасительные» беседы и даже когда мы остались один на один, разоткровенничавшись, пожаловался мне на жизнь и сказал всё что он думает о своих начальниках и об их приказах.
Война взаимных препирательств закончилась тем, что появился ещё один сотрудник ФСБ, а к нему присоединили ещё часового солдата, таким образом, дав мне понять, что утром под охраной я буду доставлен в отдел на беседу. Все мои заверения о том, что я и сам добровольно приду утром для разговора, как мы и договорились, успехом не увенчались. Костюков со своим спутником уехали, а я остался работать под охраной двух человек с глубоким чувством оскорблённого. Своим чередом шла смена, проходила ночь. Около четырёх утра я вышел на улицу посмотреть температуру воздуха. И вдруг увидел входящего во двор котельной своего сменщика. - Что так рано? – спросил я молодого парня.
- Да я у подруги был. Она болеет, а я решил не плестись уже домой, а сразу на работу пойти. Иди домой, если хочешь.
У меня появилось ощущение, что Бог сошёл на землю. «Несчастная российская власть. Сея зло нельзя рассчитывать на добро свыше» – подумал я. Объяснив сменщику ситуацию, от которой у него появилось смешенное чувство злости и восторга, я пошёл ещё раз наверх, где расположившись в раздевалке и в слесарной мастерской, находились мои охранники. Взглянув сначала на расположившегося на кушетке солдата я перевёл взгляд на парня из ФСБ. И мне вдруг стало искренне жаль этого человека, который попал в структуру, в которую когда-то точно так же с благими намерениями пришёл работать отравленный в Лондоне Литвиненко. У меня даже мелькнула мысль разбудить его и решить вопрос на благо нам обоим. Но тут я подумал о том, что договориться по-человечески с этой категорией нашего общества всё равно не получится, а главное, о том какое оскорбление они нанесли мне своим недоверием. И бросив последний взгляд на мирно дремавшего в кресле молодого парня, я отправился к знакомой, предполагая что произойдёт дальше.
Не стану рассказывать подробно что произошло после того как мой охранник обнаружил свой провал через полтора часа. Как на мой телефон обрушился шквал звонков с возмущёнными вопросами и нотками угроз. Как, по словам мамы в квартиру начали звонить, с требованиями открыть, а в противном случае грозили пожилой женщине вызвать МЧС и взломать дверь.
Как человек чести я, как обещал, пришёл к восьми утра на приём к Костюкову. Он внимательно посмотрел на меня.
- Почему ты убежал?
- Бегут из-под стражи, а я ушёл домой после окончания рабочей смены.
После телефонного звонка в кабинет зашли заместитель начальника ФСБ Павел Альбертович и молодой сотрудник с лицом весёлого сельского паренька по имени Антон. И я опять повторил о своих намерениях не ехать в Калининград как минимум по двум причинам. В глазах увидел недоверие.
- Ну, это слова – произнёс Павел Альбертович.
- Я соратник РНЕ и у нас есть Кодекс Чести. Если я дам слово значит так и будет.
Огонёк недоверия в глазах резко поубавился.
- Ну, хорошо Андрей, напишите нам письменное обязательство, что не поедете на митинг и закончим на этом.
После того как я написал обязательство на имя начальника ФСБ Козаченко Дмитрия Александровича атмосфера в кабинете разрядилась, мы попрощались и я пошёл домой отдыхать. Однако это был не конец, это было только начало.
Через несколько часов мама подозвала меня к окну и показала на стоящий во дворе в кустах УАЗик. Это была ФСБ-ешная машина. Взяв бинокль, я рассмотрел в кабине уже знакомого мне Антона. На душе появилось нехорошее предчувствие. Нормальная человеческая природа противилась происходящему и отказывалась верить в такую дикую подлость. «Но мы же всё решили. Они вообще люди или кто?!» - не давала покоя сверлившая мозг мысль.
В конце концов, отбросив мрачные мысли, я пошёл на работу успокоить начальство и сказать, что всё уладилось. Но когда вышел с работы, у ворот госпиталя стоял всё тот же УАЗик. Наплевав на всё, я отправился домой. Неожиданно на улице «9 января» меня подрезала машина вневедомственной охраны, мне настойчиво предложили сесть и отвезли в отдел. Единственное что я успел это позвонить маме.
В дежурной части я увидел Павла Альбертовича и Костюкова.
- Павел Альбертович, но мы же обо всём договорились.
- Я с вами ни о чём не договаривался, – прозвучал сногсшибательный ответ.
- Андрей, а вы почему хулиганите на улице, - в свою очередь вставил Костюков.
Я понял, что все разговоры закончились.
В протоколе мне написали, что я кричал на улице нецензурной бранью и на замечания не реагировал. Нашли и липовых свидетелей, о которых ещё в котельной мне говорил Костюков. И когда я категорически отказался подписывать протокол, за моей спиной защёлкнулся замок камерной двери.
В камере я увидел своего соратника Александра Пастухова, которого привезли и бросили сюда за сутки до меня. Александр рассказал, как ему подстроили скандал в сберкассе, когда он оплачивал счета за квартиру. А когда его посадили в машину там уже сидел всё тот же Костюков и, потирая руки, произнёс: «Ну что Пастухов, профессионально мы сработали?».
Оценив создавшуюся ситуацию, я тут же отказался от еды и даже от воды. Отказался от матраса, одеял и вообще от всего, чтобы мне не предлагали. Когда шли уже вторые сутки моего задержания меня повезли на суд. С учётом дежурства на работе получалось, что я не ел и не пил уже порядка трёх суток. Была сильная слабость, временами кружилась голова. В суде я был не один, и ждать пришлось около полутора часов, стульев в коридоре не было. Я не знаю, какое выражение было у меня на лице, но в какой-то момент, взглянув на меня, сопровождавший меня старшина тут же предложил пройти мне в соседнее помещение и сесть.
В суде я рассказал всё, как было на самом деле. Судья, женщина средних лет слушала меня внимательно, отведя взгляд в сторону и лишь слегка покачивая головой. Было видно, что она выслушивает далеко не первую такую историю. Но судья есть судья, она не может руководствоваться эмоциями. Перед ней лежали листки с показаниями фальшивых свидетелей, и она обязана их учитывать. Когда я закончил, она внимательно посмотрела на меня несколько секунд, и вдобавок ко всему мной сказанному видимо увидела у меня на лице то же, что увидел и старшина когда усадил меня на стул. В результате было вынесено решение: признать виновным, но ограничиться сутками.
Выпустили меня уже под вечер. Придя домой, я увидел почерневшую лицом за эти три дня маму. На столе в её комнате стоял телефон и много листов бумаги исписанных десятками телефонных номеров и заявлениями в прокуратуру по совету знакомого калининградского адвоката. Нет слов, что бы описать реакцию всех наших родственников, друзей и знакомых в Калининграде, Москве, Питере, других городах России и Европы.
Всё что я здесь рассказал – это не фантазии Хичкока и, к сожалению не сон. Это реальность, которая творится по всей стране и уже завязла в зубах не только у простых людей и журналистов, но и у виновной во всём этом власти.
А сотрудникам милиции и ФСБ, особенно молодым я хочу сказать: Ребята! Никогда не чувствуйте себя свободными морально если выполняете не законный и не справедливый приказ. Преступный приказ может отдать плохо себя почувствовавший начальник. А нести ответственность, во всяком случае, моральную придётся вам. Помните, что статью 357 УК РФ никто не отменял, и она не имеет срока давности.
Американцы, убивающие детей в Ираке и Афганистане, а израильтяне, убивающие детей в Палестине, тоже прикрываются фразой всех шовинистов и сумасшедших: «МЫ ВЫПОЛНЯЛИ ПРИКАЗ».
Вы хотите быть похожими на них???
|